Восточный разворот Роснефти

pusenkovannВ статье анализируется политика Роснефти по развитию сотрудничества с китайскими и индийскими нефтяными компаниями, включающая в себя их допуск в российскую нефтяную промышленность и выход российской компании на энергетические рынки Китая и Японии. Рассматриваются основные сделки последних лет, заключенные между партнерами. Исследуются основные проблемы, успехи и провалы данного сотрудничества и дается оценка его последствий для Роснефти.

Поразительно, как быстро меняется ситуация в российской нефтяной промышленности – в принципе, консервативной отрасли с длинным инвестиционным циклом. Особенно динамичные изменения происходят в Роснефти.

Вспомним далекий-далекий 1998 год. Сергей Богданчиков, только что назначенный ее президентом, комментируя родившуюся после кризиса 1998 года идею о продаже доли Роснефти (40%) в проекте Сахалин-1, заявил: «Роснефть не самая большая в мире компания. Нам хватит и 20%». Звучит скромно. Прошло всего 15 лет – и Роснефть стала самой большой в мире публичной нефтяной компанией.

Вспомним далекий 2006 год. Тогда на вопрос газеты Коммерсантъ: «Готова ли Роснефть допустить иностранного партнера на Ванкорское месторождение?», Сергей Богданчиков ответил: «Такого подарка мы никому не сделаем. Это один из наиболее перспективных активов в мире, и разрабатывать Ванкор мы будем только самостоятельно». Звучит гордо. Но прошло всего 10 лет – и долю в Ванкоре продали индийским компаниям.

Дружба дружбой, а денежки врозь…

Роснефть как национальная нефтяная компания с огромным политическим влиянием во многом определяет энергетические отношения России с Китаем и Индией, налаживая связи с национальными компаниями этих стран. Такой подход четко вписывается в новый вектор внешней политики России, которая делает ставку на укрепление энергодиалога с государствами АТР. Если в 1990-х годах наши нефтяники и газовики в основном смотрели на Европу, то с 2000-х годов они обращают взоры в Азию.

Поворот на Восток обусловлен разными объективными и субъективными факторами. Во-первых, для России крайне важно оживить депрессивные Восточную Сибирь и Дальний Восток, приостановить отток населения, повысить уровень жизни, привлечь российские и иностранные инвестиции, развивать промышленность в регионе. Во-вторых, необходимо было диверсифицировать экспортные рынки для нефти и газа, переориентировавшись с Европы с ее замедляющимся энергопотреблением на быстро растущие страны АТР. В-третьих, нужно было создать на Востоке новую нефтегазовую провинцию, которая поддержала бы стареющую Западную Сибирь. В-четвертых, ставилась политическая задача - надавить на европейские правительства и деловые круги, продемонстрировав, что у России имеются и другие привлекательные возможности. Кроме того, Роснефть в последние годы стремилась превратиться в глобальную энергетическую компанию, для чего ей приходилось расширять международную деятельность и выходить на новые рынки, в том числе премиальные азиатские рынки. И она остро нуждалась в новых источниках финансирования, чтобы покрыть гигантские долги, возникающие после очередных поглощений ею российских нефтяных компаний.

Мало кто помнит, что реальный поворот нашей нефтянки на Восток начался в сторону Индии. В 1998 году покупателей на Сахалин-1 не нашлось. В 2000 году Сергей Богданчиков повторил, что у Роснефти возникают трудности с привлечением кредитов для сахалинских проектов, а своих средств нет, и его услышали на самом верху. В 2001 году Роснефть подписала договор с ONGC Videsh Ltd (OVL) по проекту Сахалин-1: она продала индусам половину своей доли (20%), получив возмещение прошлых затрат и освобождение от инвестиций до начала промышленной добычи. Сделка помогла заключить контракт на поставку оружия Индии, начиная с 310 танков Т-90С.

Не ясно, что было тогда важнее для российского правительства, продать оружие индусам или сэкономить деньги Роснефти, но сделка помогла убить двух зайцев сразу.

Но дальше интерес Роснефти к Индии угас на много лет (хотя в 2007 году Роснефть и ONGC подписали меморандум о взаимопонимании), и основной акцент она долго делала на Китае. Казалось бы, Россия и Китай в энергетической сфере хорошо дополняли друг друга. Россия стремилась диверсифицировать рынки сбыта углеводородов, уменьшив зависимость от Европы. Китай стремился диверсифицировать источники поставок углеводородов, уменьшив зависимость от Ближнего Востока. Но реальность оказалась гораздо сложнее схемы.

Действительно, китайские компании с помощью Роснефти проникли в российскую нефтяную промышленность, куда они давно и безуспешно стремились. Фортуна повернулась к ним лицом после сделки по Юганскнефтегазу, когда в 2005 году китайские банки предоставили Роснефти 6 млрд.долл. для финансирования покупки Юганска.

Долг возвращался за счет поставок нефти в Китай — Роснефть обязалась экспортировать туда 48.8 млн.т по железной дороге до 2010 года. Кроме того, в 2005 году Роснефть пригласила китайскую Sinopec с 25.1% акций на Венинский блок Сахалина-3, а в 2006 году Роснефть через ту же Sinopec приобрела у ТНК-ВР ее «дочку» Удмуртнефть, на которую претендовал Газпром. Sinopec заплатила 3.5 млрд.долл. за Удмуртнефть, а затем передала Роснефти 51% ее акций.

К тому же во время визита Владимира Путина в Пекин в 2006 году Роснефть и CNPC подписали соглашение о создании совместного предприятия и о сотрудничестве, как в России, так и Китае. В середине 2006 года они образовали СП Восток энерджи по разведке и добыче углеводородов в России, где российская компания имела 51%. Уже в августе 2007 года их СП победило Сургутнефтегаз и Базэл в борьбе за два небольших месторождения в Иркутской области близ нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий Океан (ВСТО). Интерес китайцев к Восточной Сибири понятен, поскольку нефть оттуда по трубе идет в Китай.

Китайцы еще больше укрепили свои связи с Роснефтью, став акционерами госкомпании. В ходе IPO Роснефти в 2006 году CNPC купила ее акций на 500 млн.долл.

После приобретения в 2007 году остальных активов ЮКОСа, долги Роснефти резко возросли – до 36 млрд.долл. Погасить их, в особенности в условиях кризиса, было практически невозможно. Но опять на помощь пришли китайские компании.

В феврале 2009 году после долгих переговоров, которые вел вице-премьер Игорь Сечин, курирующий энергетику, Роснефть получила от Китая кредит на 15 млрд.долл. Чтобы вернуть его, она должна поставлять CNPC в течение 20 лет по 15 млн.т нефти в год. Одновременно китайцы выделили 10 млрд.долл. Транснефти в основном на строительство ВСТО, в том числе ответвления на Китай (Сковородино-Мохэ). Роснефть, активно лоббировавшая строительство ВСТО, получила монопольное право на экспорт нефти в Поднебесную по этому отводу.

Нефтяные отношения России и Китая должны были строиться по принципу «наш upstream за ваш downstream». Но пока у Роснефти возникают проблемы с закреплением в нефтепереработке Поднебесной. В конце 2007 года Роснефть (49%) и CNPC (51%) создали СП Восток нефтехимия для строительства китайского НПЗ и сети из 300-500 АЗС, и предполагалось, что завод заработает в 2011 году. Однако по ряду вопросов, включая финансирование проекта, у сторон долго были «разные мнения». После длительных проволочек в 2010 году Игорь Сечин и Ван Цишань заложили первый камень будущего НПЗ в Тяньцзине. Но пока что дело с мертвой точки практически не сдвинулось.

Особенно активно нефтяное сближение Роснефти с Китаем происходило в 2013 году. После покупки ТНК-ВР у нее снова возникла острая потребность в деньгах. В результате было заключено соглашение между Роснефтью и CNPC о поставках 360 млн. тонн сырой нефти на сумму в 270 млрд.долл. в течение 25 лет, и контракт с Sinopec на 85 млрд.долл. по поставке 100 млн. тонн сырой нефти в течение 10 лет.

В том же 2013 году была достигнута договоренность с CNPC о совместной деятельности в Арктике на шельфе Печорского и Баренцева морей.

Затем в 2014 году было подписано соглашение с CNPC о покупке 10% Ванкорнефти. Ванкорнефть, «дочка» Роснефти, была создана в 2004 году, чтобы разрабатывать нефтегазоконденсатное Ванкорское месторождение, расположенное на севере Красноярского края. Ванкор, жемчужина в короне Роснефти – самое крупное месторождение, открытое и введенное в эксплуатацию в России за последние 25 лет. Его запасы - 500 млн.тонн нефти и конденсата, плюс 182 млрд.куб. м газа. Роснефть начала на нем промышленную добычу в 2009 году. Ожидалось, что месторождение выйдет на пик в 25 млн.т в год, но оно достигло полки в 22 млн.т. (10% общей добычи Роснефти в 2015 году), и очевидно, добыча на нем будет падать. В принципе, запуск в ближайшем будущем Судзунского, Тагульского и Лодочного месторождения, которые входят в Ванкорский кластер, должен компенсировать падение на самом Ванкоре.

Именно тогда, в 2014 году, Владимир Путин сказал знаменательные слова: «Ванкор - сегодня одно из крупнейших наших предприятий по добыче, очень перспективное. Мы в целом очень аккуратно подходим к допуску наших иностранных партнеров, но, конечно, для наших китайских друзей ограничений нет».

Но покупка не состоялась: российско-китайские друзья не смогли договориться о цене. Да и китайцы, судя по всему, рассчитывали на более значительную долю (49%) в Ванкорнефти, учитывая свой привилегированный статус близких друзей.

Друзья, конечно, на этом не расстались. В 2015 году Роснефть достигла соглашения с Sinopec по сотрудничеству в освоении Русского и Юрубчено-Тохомского месторождений, а в 2016 – с Beijing Enterprises по Верхнечонскому месторождению.

По сути, реальное сотрудничество Роснефти с китайскими компаниями наиболее успешно развивается в плане привлечения ею китайских кредитов и поставки нефти в Поднебесную. Роснефть, повернув на Восток, быстро наращивает экспорт нефти в Азию: в 2015 году он составил 39.7 млн.тонн, причем львиная доля шла именно в Китай.

Совместная же реализация проектов и в добыче, и в переработке пока идет намного менее активно, чем предполагалось изначально. Показательно, что Sinopec более прочно закрепилась в российской нефтянке, чем CNPC. Возможно, дело в том, что Sinopec менее мощна и влиятельна, и, соответственно, более сговорчива и уступчива, чем CNPC. CNPC, считавшаяся одно время наиболее вероятным претендентом на участие в приватизации Роснефти, выдвигала в качестве условия доступ к управлению госкомпанией. Да и по арктическим шельфовым проектам, даже при стабилизирующих ценах на нефть, CNPC не спешит сотрудничать с Роснефтью: дело это сложное и дорогое, а возможности китайской стороны в управлении проектами ограничены. В принципе, желание иностранного партнера активно участвовать в управлении совместным проектом вполне понятно и нормально, но, судя по всему, сейчас Роснефть не готова на это пойти.

В целом такое тесное сближение с китайскими компаниями вызывало у экспертов серьезные опасения по поводу того, что Россия превращается в ресурсный придаток Поднебесной. Ведь Китай экономически значительно мощнее, да и развивается более динамично, чем Россия. Возникала асимметричная энергетическая взаимозависимость, поскольку Россия оказывалась более заинтересованной в Китае, чем Китай в России. Ведь китайские нефтяные компании работают по всему миру; особенно прочно они закрепились в Латинской Америке и Африке. В энергетической сфере у Китая гораздо больший выбор партнеров и хорошо диверсифицированные источники сырья: крупными поставщиками нефти в Китай, наряду с Россией, является Саудовская Аравия, Ангола, Иран, Кувейт, Оман. Да и кредиты в обмен на поставки нефти китайцы предоставляли целому ряду стран: Бразилии, Венесуэле, Казахстану, Эквадору, Боливии, Анголе… У России же, в особенности из-за санкций, Китай получался практически единственным источником финансирования. Естественно, это давало китайским переговорщикам, и без того жестким и умелым, дополнительные козыри. Да и в downstream Китая Роснефть сталкивалась с мощной конкуренцией со стороны той же Саудовской Аравии и других богатых нефтегазодобывающих стран, а также мейджоров – ExxonMobil, Total.

Один друг хорошо, а два лучше

И вот, через 15 лет после продажи ONGC доли в Сахалине-1, Роснефть совершила резкий разворот. 4 сентября 2015 года произошло знаменательное событие: в рамках Первого восточного экономического форума Роснефть и ONGC Videsh подписали соглашение о продаже 15% в Ванкорнефти, и компании стали собирать все необходимые разрешения. Процесс шел стремительно: уже 31 мая 2016 году Роснефть и ONGC закрыли сделку по продаже 15% Ванкорнефти за 1.27 млрд.долл.

Но на этом дело не закончилось: 14 сентября 2016 года Роснефть и ONGC подписали новое соглашение – о продаже еще 11% Ванкорнефти индийской компании. 28 октября они закрыли сделку (базовая цена ее составила около 930 млн.долл.), и теперь ONGC будет владеть 26% «дочки» Роснефти.

Параллельно продвигалась сделка по продаже 23.9% Ванкорнефти консорциуму индийских инвесторов: Oil India, Indian Oil and Bharat PetroResources. В результате, доля индийских компаний в Ванкорнефти вырастает до 49.9%. Роснефть сохраняет 51.1% в капитале компании, большинство в ее совете директоров, контроль над операционной деятельностью «дочки» и над производственной инфраструктурой Ванкорского кластера. Ситуация, при которой иностранцы будут владеть почти 50% в одном из самых привлекательных добычных проектов в России, стала возможна из-за международных санкций против Роснефти, введенные в 2014 году, и ее долгов, возникших в результате целой серии поглощений других российских игроков. Да и падающие цены на нефть сыграли свою роль…

Наблюдается интересный парадокс. Ванкор – один из основных источников нефти для поставок в Китай по ВСТО. Получается, что индийские компании владеют практически половиной Ванкорнефти, и, соответственно, добывают сырье для Китая. Особую пикантность данной ситуации придает, мягко скажем, непростая история взаимоотношений Китая и Индии. Более того, индийским компаниям дали приобрести гораздо большую долю в Ванкорнефти, чем предлагалась китайским.

В принципе, это событие стало сильным сигналом для Поднебесной о том, что у Роснефти есть и другие привлекательные партнеры. А для ONGC это серьезная моральная победа над соперниками – ведь в прошлом она не раз конкурировала с китайскими компаниями за ценные нефтегазовые активы в разных частях света и не раз терпела поражение от китайцев, которые потеснили ее, например, в Анголе.

Ванкор оказался самым крупным, но не единственным, прорывом Индии в российскую нефтянку. 16 марта 2016 года Роснефть, Oil India, Indian Oil и Bharat Petroresources подписали соглашение о продаже 29.9% в Таас-Юрях нефтегаздобыча индийским компаниям (раньше Роснефть безуспешно предлагала долю в «дочке» своему китайскому другу – CNPC). В его рамках индусы присоединятся к СП, созданному Роснефтью и ВР на базе Таас-Юрях нефтегаздобычи. СП разрабатывает Среднеботуобинское месторождение в Восточной Сибири с запасами в 134 млн.тонн нефти и конденсата и 155 млрд.куб.м газа по категориям С1+С2.

Если в downstream Китая Роснефти пока особо не удается закрепиться, то в Индии ей сразу сопутствовал успех. 15 октября прошлого года она приобрела 49% Essar Oil Limited (EOL). В состав EOL входит НПЗ Вадинар, мощность которого составляет 20 млн тонн, а глубина переработки - 95,5%. Это сложный и современный НПЗ с индексом Нельсона в 11.8, способный перерабатывать тяжелую нефть. EOL также владеет крупной сетью АЗС в Индии: 2,7 тыс. станций, работающих под брендом Essar. Роснефть и консорциум международных инвесторов, в который войдет также Trafigura, приобретают бизнес EOL за 12,9 млрд. долл. США.

Как и в 2001 году, нефтяное сотрудничество с Индией является элементом более широкого партнерства между странами. Так, в октябре 2016 года в ходе визита Владимира Путина в Индию были подписаны соглашения по атомной энергетике, о строительстве сторожевых фрегатов, о поставке в Индию зенитных ракетных систем, о создании совместного предприятия по производству вертолетов Ка-226Т и т.д., и т.п.

С одной стороны, эта сделка позволит Роснефти выйти на индийский рынок – один из самых быстрорастущих в Азии. Кроме того, она получит возможность совершать поставки в другие страны АТР: Индонезию, Вьетнам, Филиппины, Австралию....

С другой стороны, если бы хоть часть этих денег потратить на отечественную нефтепереработку, состояние которой по-прежнему оставляет желать много лучшего… Ведь самая большая глубина переработки среди «дочек» Роснефти на Ангарской НХК – 73%, а на остальных едва превышает 60%, то есть намного ниже мировых стандартов.

Безусловно, тесные нефтяные контакты с Индией – дело благое. Во-первых, лучше иметь несколько партнеров, а не попадать в монопольную зависимость от одного супер-сильного игрока. Во-вторых, Индия – быстрорастущая страна с огромным спросом на энергию. В-третьих, отношения России с Индией всегда были проще, чем с Китаем, да и Индия не является ни экономической, ни политической сверхдержавой. Она объективно заинтересована в сотрудничестве с Россией, и это облегчает процесс переговоров.

Но при этом, если партнерства с мейджорами, например ВР, дают Роснефти не только деньги, но и технологию, ноу-хау, улучшают корпоративное управление, способствуют повышению экологической сознательности и т.п., то индийские компании вряд ли смогут внести ценный вклад в эффективное и экологически устойчивое освоение северных месторождений Роснефти. Международные эксперты единодушно признают, что глобальная деятельность OVL не свидетельствует о ее сильном техническом потенциале и мудрой стратегии в области разведки и добычи. Почти всю зарубежную добычу нефти она ведет из месторождений, которые были уже обнаружены на тот момент, когда она вошла в проект, или которые потом открыл оператор проекта.

Так что в поисках современных технологий и передовых компетенций в области нефтедобычи Роснефти, очевидно, предстоит новый восточный разворот – например, в сторону Японии.

Н.Н. Пусенкова,

к.э.н., с.н.с., ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН,

руководитель Форума «Нефтегазовый диалог»,

г. Москва